Наедине с дилеммой
На прошлой неделе стало известно, что четыре потенциальных казахстанских инвестора, ранее изъявивших желание принять участие в реабилитации банка “Наурыз”, отказались от приватизации проблемного банка, находящегося в режиме консервации. “Отказниками” стали “АТФ Банк”, банк “Альянс”, “Банк ЦентрКредит” и Зерновой союз Казахстана.
Как сообщил на пресс-конференции в Алматы Болат Жамишев, председатель Агентства по финансовому надзору (АФН), по их подсчетам, для этого им требовалась сумма от 50 млн. долларов.
Одним больше,
одним меньше
“Инвесторы посчитали, что такая сумма слишком велика и проект неокупаемый”, – пояснил г-н Жамишев. Пятый инвестор – российская компания “Eurasian Finanse”, претендовавшая на контроль в банке, была отклонена из-за отсутствия соответствующего рейтинга.
Напомним, что с ноября прошлого года банк находится в режиме консервации на три месяца, и за это время нужно было найти инвестора. Этот срок истекает 9 февраля текущего года, и если до установленной даты в АФН не поступят предложения от инвесторов, то будет принято решение об отзыве лицензии у банка и его принудительной ликвидации. Судя по всему, так оно и произойдет.
Также стоит напомнить, что одно только отрицательное значение собственного капитала банка составило на 1 декабря прошлого года 1,938 млрд. тенге, или 14,9 млн. долларов, не говоря уже об
1 млрд. тенге налоговой задолженности и обязательствах. Многие наверняка помнят, почему у банка “Наурыз” начались проблемы.
Как известно, в июне прошлого года депутаты мажилиса получили письмо, якобы написанное председателем правления банка Оразалы Ержановым. В нем сообщалось, что некоторые крупные вкладчики требуют от банка возврата большой суммы – 10 млн. долларов. Затем г-н Ержанов срочно уехал из страны на некоторое время, а позднее и вовсе отказался от своего письма.
Все это дало основания журналистам думать, что все-таки в этой истории что-то нечисто, а причиной официального отказа Ержанова явилось банальное запугивание. И когда в ноябре глава АФН сообщил о консервации банка по причине того, что у него оказались долговые обязательства перед крупными клиентами, то это окончательно убедило всех в том, что здесь замешаны большие люди и большие деньги, которые таким образом пытались, возможно, стать совладельцами банка.
И хотя г-н Жамишев в этот раз убеждал журналистское сообщество не связывать летний скандал с нынешним положением банка “Наурыз” и не искать здесь никакой политической подоплеки, некоторые наши коллеги все же укрепились в прежней мысли – догадываемся, дескать, что явилось причиной консервации банка. Этим людям совершенно ясно, что “крупные клиенты” добьются-таки ликвидации “строптивого” банка, и в заочной борьбе между главой немаленького банка и неким “крупным вкладчиком” победу одержит последний.
Интересно, как развивались бы события, если бы г-н Ержанов до конца стоял на своем: не отказывался от авторства письма, предал дело широкой огласке и банк не возвращал бы деньги? Вопрос, что же на самом деле стоит за “летаргической смертью” банка, наверное, так и останется открытым.
Мы растем… но куда?
Анализируя ситуацию с “Наурыз банком”, Жамишев отметил, что “ситуация, в которой оказался банк, характерна не только для банковской системы Казахстана, но и для всего финансового сектора”. По его мнению, основной проблемой является непрозрачность в структуре акционеров.
“Акционерные общества неохотно открывают информацию о своих акционерах и об аффилированных лицах, что затрудняет анализ и прогноз ситуации”, – сказал глава АФН. Кстати, эта же проблема мешает, как известно, развитию рынка ценных бумаг в Казахстане. Поэтому Агентством финнадзора готовится ряд изменений в требованиях по отчетности в отношении акционеров и аффилированных с банками лиц.
Еще одной проблемой казахстанских банков, обнажившейся в связи с ситуацией в “Наурыз банке”, по мнению Жамишева, является слабая система управления рисками. “Рецепт краха банков заложен в наличии сильных полномочий управляющего при слабости совета директоров”, – считает он.
Вместе с тем, в банках применяется практика широкого кредитования собственного бизнеса, своих акционеров и аффилированных с ними лиц – без должной оценки существующих рисков. Такая ситуация не может считаться нормальной, и АФН намерено работать над ее устранением, совершенствуя регуляторные нормы.
Сам глава АФН в связи с развитием финансового рынка, соотношением кредитования экономики и заимствования организаций на фондовом рынке считает, что развитие в Казахстане будет близким к Европе, но ни в коем случае не как в США, и задается вопросом: “К какому же рынку мы движемся?”.
Особое внимание Болат Жамишев уделил законопроекту “О легализации имущества”, который сейчас рассматривается в парламенте. “Понятно, что такие законы инициируются именно в то время, когда проблемы, характерные для финансового рынка, актуальны для всего государства”, – подчеркнул он.
Несмотря на все эти проблемы, банковский сектор – самый динамично развивающийся сегмент финансовой системы. На сегодня в Казахстане работают 35 банков второго уровня, в том числе 15 банков с иностранным участием (включая 9 дочерних банков-нерезидентов) и Банк развития Казахстана. Совокупные банковские активы за прошлый год увеличились на 60,5% до 2689,7 млрд. тенге, на сегодня они составляют около 50% к ВВП. Заметим, что в США данный показатель составляет 60% к ВВП.
Ссудный портфель банков при этом вырос на 66,9% до 1813,4 млрд. тенге. За прошлый год ухудшилось качество кредитного портфеля. Судите сами, если доля стандартных кредитов на 1 января 2004 года составляла 60,8%, сомнительных – 37,1%, безнадежных – 2,1%, то на 1 января уже нового года эти данные равнялись 56,3, 40,8 и 2,9% соответственно.
Общая сумма вкладов возросла на 65,4%. Интересно, что значительно больше увеличились вклады юридических лиц (на 84,5%), нежели физических. Последние выросли всего на 30,5%, достигнув 448 млрд. тенге. То есть доверие населения к банкам по-прежнему остается низким.
Собственный капитал банков за прошлый год увеличился на 114 млрд. тенге и составил 347,6 млрд. – 9% к ВВП. Если учесть, что в США собственный капитал банковского сектора составляет 155% к ВВП, то легко вычислить, что в Казахстане, при 50% банковских активов к ВВП, очень низкий уровень капитализации банков. Что дает право, в свою очередь, усомниться в устойчивости не только банковского сектора страны, но и всей финансовой системы в целом.
Взаимосвязь политики с банковским сектором в Казахстане, которая с каждым годом становится все теснее, также позволяет выразить неуверенность в устойчивости банковской системы. Это показали и прошлые выборы, и события ушедшего года. Как известно, именно в прошлом году прозвучало требование президента к руководителям банков не финансировать политические партии. В противном случае банкам грозило если не банкротство, то лишение устоявшегося положения на финансовом рынке точно.
В ноябре прошлого года с трибуны IV конгресса финансистов министр финансов Арман Дунаев озвучил намерение правительства усилить консолидированный надзор над мегахолдингами, в которые также входят банки. А трагическая и странная гибель главы “Банка ТуранАлем” Ержана Татишева заставила насторожиться банкиров. В Казахстане стало опасно не только заниматься политикой, но и работать в банке.
Проблемы,
проблемы…
О неустойчивости банковского сектора заявила также Елена Бахмутова, зампредседателя АФН:“Впечатляющие темпы роста данного сектора, однако, не свидетельствуют о безусловной его устойчивости”. К примеру, в прошлом году наблюдалась тенденция увеличения внешних заимствований банков второго уровня, что вызывает определенную обеспокоенность у Агентства и Нацбанка. Например, внешние обязательства банков в прошлом году достигли 40% от общего объема обязательств, а внешние заимствования составили около 32%. “На это необходимо обращать внимание”, – подчеркнула г-жа Бахмутова.
Экспансией банковских активов Казахстана за рубеж объясняется введение мониторинга страхового риска. К примеру, доля внешних активов банков составила около 18%, а доля банковского кредитования нерезидентов – порядка 12%. В этой связи понятно недовольство зарубежных банкиров, в частности кыргызских. Совсем недавно председатель правления “Кыргызпромстройбанка” Муратбек Мукашев заявил о неравных условиях конкуренции кыргызских и казахских банков на рынке Кыргызстана. По его словам, казахские коммерческие банки, доля которых составляет 50%, работают на кыргызском рынке в режиме наибольшего благоприятствования. Однако глава Национального банка соседней республики Улан Сарбанов, в свою очередь, заявил, что условия конкуренции одинаковы для всех без исключения коммерческих банков.
Если принять во внимание то, что казахские банкиры твердо укрепились на рынке финансовых услуг в соседнем Кыргызстане, то вполне стоит ожидать аналогичных заявлений и от других кыргызских банкиров. Известно, что лидером агрессивной экспансии на рынки СНГ является “Банк ТуранАлем”. К примеру, совсем недавно стало известно, что Кыргызстан ведет переговоры с БТА с целью получить кредит в 1,3 млн. долларов, которые пойдут на развитие Токмокского завода керамико-стеновых панелей. И как бы ни возмущались “казахской экспансией” отдельные кыргызские банкиры и депутаты, законы экономики, как говорится, берут свое.
Кстати, в прошлую пятницу стало известно, что председателем правления БТА назначен, как и предполагалось, Садуакас Мамештеги. А его первым заместителем стал брат покойного Ержана Татишева – Еркин, до этогоявлявшийся председателем Совета директоров ОАО “Костанайские минералы”.
Назира Есенбаева
Точка невозврата
Как повлияет оранжевая революция на Украине на постсоветское пространство?
Этот вопрос стал одним из наиболее часто задаваемых не только украинскими, но и российскими, и западными наблюдателями. Казалось бы, задуматься об изменении модели передачи власти от привычной постсоветской к избирательно-революционной в бывшем Советском Союзе должны были бы гораздо раньше, когда произошла революция роз в Грузии.
Но, во-первых, Грузия – небольшая страна, которой так и не удалось за 14 лет независимости добиться восстановления территориальной целостности.
Во-вторых, в Грузии изначально все было совершенно иначе, чем в других бывших советских республиках. Провозглашение независимости страны привело к власти диссидентскую элиту во главе со Звиадом Гамсахурдиа, старая номенклатура оказалась практически не у дел, и для того чтобы вернуться к власти, ей пришлось организовать вооруженное свержение президента и ввергнуть страну в многолетнюю гражданскую войну.
Результатом заговора бывших соратников Гамсахурдиа и стало возвращение на грузинскую политическую арену Эдуарда Шеварднадзе, власть которого лишь позже была легитимизирована. Поэтому революция роз воспринималась как своеобразное продолжение традиционного для Грузии захвата власти с применением силы: кто сумел мобилизовать народ, тот и прав.
С Украиной все по-другому уже потому, что власть в ней формировалась типичным для бывших советских республик путем – основные рычаги управления оставались в руках старой номенклатуры, предпочитающей решать вопросы власти без общественного участия. Примерно так же власть формировалась в России (с той только разницей, что здесь республиканская российская номенклатура благодаря ликвидации СССР оттеснила от власти союзную), Беларуси (где, правда, номенклатура была “зачищена” под Александра Лукашенко), Молдове, странах Центральной Азии…
Украина и Молдова – вообще единственные бывшие советские республики, где регулярно проходят альтернативные выборы, и вот какой вывод из этого сделан номенклатурой: Молдова – уже парламентская республика, а Украина готовится ею стать. Можно было бы сказать, что сам факт присутствия некоей альтернативы в избирательных бюллетенях воспитывает иное общество, но, по-моему, причины здесь все-таки кроются глубже. И связаны они с традиционным расслоением украинской элиты.
Когда представители дискриминируемых слоев убеждаются, что в сложившихся в стране правилах игры они безнадежно проигрывают другим кланам и им никогда не видать ни власти, ни контроля за финансовыми потоками, им ничего не остается, как попытаться изменить правила игры. Дело не только в том, что среди этих изменений может быть желание провести честные выборы (насколько могут быть честными любые выборы на постсоветском пространстве, это вообще сложный вопрос), а в том, что за поддержкой они решают обратиться не к элитам, а непосредственно к народу.
Объясняя происшедшее на Украине и Грузии, некоторые политологи любят утверждать, что никаких революций здесь и в помине не было, а были лишь подготовленные Западом мятежи – и от Киева и Тбилиси проводят на карте линию к Белграду, где оппозиция, обратившись к народу, заставила Слободана Милошевича признать свое поражение на выборах президента Югославии. Но это сравнение выглядит не совсем корректным.
Да, технологии во многом схожи. Однако в Сербии элита – не “оранжевая”, хотя бы потому, что победивший Милошевича Воислав Коштуница никогда не был представителем правившей страной номенклатуры, а поддержавшие его на выборах Зоран Джинджич, Весна Пешич и другие политики выглядели скорее маргиналами – никаких постов во власти они не занимали, доверием номенклатуры и бизнеса не пользовались. И лишь после победы Коштуницы начали врастать во власть. Гибель Зорана Джинджича во многом связана как раз с тем, что он врастать не захотел, а вот у нынешнего сербского премьера Коштуницы это вполне получилось.
Зато с биографией Ющенко во многом схожа биография другого яркого постсоветского политика – экс-президента Литвы Роландаса Паксаса. Паксас, став премьером консервативного правительства, не смог найти себя в сложившейся системе отношений в традиционной элите и в результате вынужден был уже после отставки создавать “третий”, наряду с правыми и левыми, политический лагерь.
Идеологию этого лагеря охарактеризовать трудно, но главное – Паксас не побоялся обратиться непосредственно к народу, стать именно его любимцем. В Литве, попросту говоря, куда более эффективная политическая система, чем на Украине, и для того чтобы народный кумир победил, не понадобилось народного возмущения – оказалось, что достаточно провести простое голосование. Но прийти к власти – еще не означает сохранить ее.
Карьера Паксаса прервалась именно потому, что он недооценил все раздражение литовской политической элиты по поводу нарушения им правил игры. Но и успех партии русского по происхождению бизнесмена Виктора Успаских на парламентских выборах этого года в Литве – своеобразное продолжение “феномена Паксаса”. Своеобразное потому, что если Паксас – человек из элиты, изменивший правила игры, но хорошо известный своей предыдущей деятельностью, о котором многие уже составили свое мнение как о политике, то Успаских – это уже человек ниоткуда, успех которого базируется исключительно на вере электората в его бодрые обещания.
Уже можно вывести простые правила дальнейшего развития событий на постсоветском пространстве.
Первое из них – экспорт “оранжевого” возможен там, где элиты расслоены. Собственно, когда мои российские коллеги удивляются украинской разобщенности, я напоминаю им, что в 1999 году такая же разобщенность существовала и в российской номенклатуре.
Движение “Отечество – Вся Россия” было направлено против семьи президента Ельцина, а ведь в него вошли и самый популярный на тот момент российский политик – экс-премьер Евгений Примаков, и ведущие губернаторы во главе с московским мэром Юрием Лужковым и петербургским головойВладимиром Яковлевым. Семья ответила преемником – Владимиром Путиным, партией “Единство” и войной в Чечне.
И вот тут-то оказалось, что антиельцинская часть номенклатуры не собирается апеллировать к народу и всерьез бороться за свержение ельцинской группировки и ее ставленника – малоизвестного чиновника Владимира Путина. Между тем, поддержанное Кремлем “Единство” уже на парламентских выборах обвиняло “Отечество” в том, что оно – “старая власть”, а “Единство” – новые люди: примерно так, как Янукович обвинял Ющенко на теледебатах.
После того как эта тактика блестяще себя оправдала на парламентских выборах, “Отечество” от участия в выборах президента просто устранилось, занявшись примирением с победителями. Примирение удалось на славу: “Единая Россия”, как известно, это объединение “Единства”, “Отечества” и “Всей России”.
Таким образом, в современной России расслоение происходит как бы внутри власти, но уже и вовне начинает образовываться номенклатурная оппозиция. Возьмите то же движение “Родина” Дмитрия Рогозина.
Во многих других бывших советских республиках расслоение не преодолено изначально, а предложенная технология привлекательна. Не случайно накануне парламентских выборов в Киргизии заговорили о “желтой революции” – а ведь через полгода после парламентских состоятся и президентские выборы, в которых уже не будет участвовать Аскар Акаев.
“Я хочу обратиться ко всему народу Кыргызстана и призвать всех повсеместно противостоять экспортерам революций”, – обратился к киргизам занятый поиском преемника президент. Напомню, что в Киргизии не раз бывало так: сегодня ты – видный представитель власти, министр или даже вице-президент, а завтра – заключенный и оппозиционер.
То же самое нередко происходило и в Казахстане: бывший премьер в эмиграции, бывший глава области и любимец президентской семьи – в заключении, только что ушедший со своего поста спикер нижней палаты парламента присоединяется к оппозиции…
Еще недавно для всех этих людей разрыв с правящим кланом означал крах карьеры. Оранжевая революция, по крайней мере, убеждает их в возможности изменения правил игры в обществе и реванша.
Оранжевые элиты появляются там, где система номенклатурных отношений костенеет и уже не дает развиваться не только обществу, но и самой номенклатуре. Но избирателя-то волнует его собственное будущее, будущее страны в конце концов, а не успех отдельного неудовлетворенного чиновника! Я не исключаю, что избиратель в поисках настоящих изменений начнет нуждаться в совершенно новых людях, обещающих ему чудо и никак не связанных с бывшей властью. Или хотя бы способных сделать вид, что не связанных. В таких людях, как Виктор Успаских в Литве. Успаских – это уже следующий этап номенклатурного развития, то, что предстоит пережить и Грузии, и Украине, и всем тем странам, где старые элиты поступятся властью новым.
Это – этап триумфа неизвестных популистов. Такие люди уже сегодня могут быть среди малоизвестных широкой публике депутатов парламента, активистов молодежных организаций или удачливых бизнесменов. Их главная задача – ни во что не вляпаться и дождаться своего часа. И, кстати, никакой трагедии в их успехе не будет: такие же популистские силы есть во всех странах Европы – именно их появление заставляет традиционные партии повернуться лицом к обществу и осознать возможную опасность потери всего.
Ну а затем возникает новый политический симбиоз – профессионалов и популистов. Первые не дают вторым слишком много лгать, вторые первым – слишком много брать. Но нам до всего этого еще очень далеко, мы прошли только первый этап – изменений правил игры.
Номенклатура может воспринимать это изменение как простую манипуляцию: кто-то думает, что все останется как прежде, только с новой витриной, кто-то – что через годик возьмет реванш, и сделает все, как было. И те, и другие заблуждаются насчет собственных возможностей – с логикой развития политических процессов не поспоришь, будь ты дважды олигарх и трижды президент.
Вероятно, не все еще осознали, что точка невозврата пройдена, и в любом случае – будут ли сопутствовать Виктору Ющенко и его команде успех или неудача – “старая” Украина уже не появится никогда, кто бы ни победил на парламентских выборах в 2006 году или на следующих президентских. Это же просто! Новые правила игры предполагают новые преимущества.
Представим себе некую страну, на выборах в которой в борьбе между партией сторонников и противников телевидения одерживает верх партия сторонников. Так вот, если на следующих выборах побеждают противники телевидения, они уже не требуют от населения выбросить телеприемники. Да и называются противники теперь не “Враги телевидения”, как на прошлых выборах, а, допустим, “Партия честного экрана”. Они лишь хотят показывать по ТВ свои программы – но, согласитесь, это совсем не то же самое, что эпоха до телевидения, потому что само его существование предполагает иные модели поведения…
Если продолжить данную аналогию, то на постсоветском пространстве продолжается дотелевизионная эпоха – но во многих странах она скоро завершится. Люди, находящиеся у власти, не отдают ее просто потому, что она им нравится, а они могут контролировать электоральный процесс. После оранжевой революции стало ясно, что есть и иные рычаги воздействия на него. Это и есть та самая альтернатива, которой постсоветскому пространству так не хватало…
Виталий ПОРТНИКОВ,
Москва