ЛЕОНИД Скалковский:
Мы не выиграли бы войну без подвигов
22 июня - особая
дата в истории: 63 года назад началась Великая Отечественная война.
На защиту Родины встала вся огромная страна. Известный поэт, старожил
Алматы Леонид Васильевич СКАЛКОВСКИЙ стал солдатом в 19 лет. Прошагал
пол-Европы, терял друзей, освобождал города, брал Берлин...,
- Леонид
Васильевич, когда началась война, был ли страх, или это было ожидаемо?
- Войну я встретил в Аягузе,
это под Семипалатинском, я тогда учился в 9-м классе. Когда информбюро
стало передавать, что немцы зашли на нашу территорию где-то километров
на 15, меня это поразило. Аягуз расположен в степи, есть там небольшие
холмы, я приходил к этим холмам и прикидывал, сколько это - километров
10-15? До горизонта? И думал, как это они смогли пройти эти 15 километров?!
В это невозможно было поверить, тем более что мы пели песни, что будем
воевать только на чужой территории, а своей ни пяди не отдадим.
История говорит, что якобы
немцы застали нас врасплох. Я бы так не сказал. Такой факт - месяца
за два до начала войны через Аягуз шли и шли на запад воинские эшелоны.
Мой старший брат Петр с
самого начала войны был на фронте. Последнее его письмо мы получили
в марте 1942 года, когда немцев отбили от Москвы. Ему было тогда 20
лет.
Судьба моего брата такая
- не убит, не ранен, не пропал без вести. Он стал одним из Неизвестных
солдат. И когда я бываю в Москве, подхожу к могиле Неизвестного солдата
(а Петр воевал там, был парашютистом, десантником), я думаю, что,
может быть, здесь лежит мой брат. Он писал стихи, и я о нем написал.
Стихотворение заканчивается такими словами:
Стою у стены кремлевской,
Где спит Неизвестный солдат,
Как знать, может,
Петр Скалковский,
Мой старший брат?
После 10-го класса всех моих товарищей забрали на фронт. А меня не
брали по зрению - близорукий. Было так обидно! И как-то мой друг,
на год моложе меня, ночью забежал ко мне. Я уже ложился спать, и он
тихо, чтобы родители не слышали, сказал: "Собирайся, поехали".
"Куда?" - спрашиваю. А он шепчет: "На фронт".
Но мать услышала: "Я вам покажу фронт!". И я никуда не уехал,
а он этой же ночью сел в один из эшелонов, которые проходили через
Аягуз. На прощание я дал ему книгу о боевых самолетах, не знаю, зачем,
ведь он не собирался в летную часть. А меня вместо фронта направили
в военно-медицинское училище, которое располагалось в Ашхабаде. Но
и там забраковали. Потом отправили в Кузбасс на шахты в трудармию.
Оттуда меня военкомат направил в Кемеровское военно-пехотное училище.
Опять не взяли.
И все-таки мне удалось
попасть на фронт. Однажды в военкомате на очередной медкомиссии женщина-врач
меня спросила: "Как зрение?". Я сказал: "Отлично".
Она не проверила. И я стал солдатом. Это был уже 1943 год.
Помню, в первом бою утром,
это было под Ковелем в Западной Украине, немцы пошли в атаку, мой
товарищ стреляет, а их не вижу! Но потом заимел очки, и дело пошло
веселее. Стал полковым разведчиком, ходил за языком. Вскоре меня направили
в училище младших лейтенантов 1-го Белорусского фронта, с ним я дошел
до Берлина, до самого рейхстага.
- А где вы взяли очки на
войне?
- Да, тогда очки трудно
было достать даже в Алма-Ате. Очки, хотя и не совсем по глазам, я
купил на одном из базаров.
- Вы брали Берлин. Много
спорят, кто же на самом деле водрузил знамя над рейхстагом? В школе
нас учили, что Кантария и Егоров. Сейчас это оспаривается.
- Штурм рейхстага - это
был массовый героизм. А Кантария и Егоров - это уже официальная история.
Стране нужны были герои, и их подобрали по определенному принципу.
Хотя наш Рахимжан Кошкарбаев, мой друг, кстати, флаг над рейхстагом
водрузил раньше, но не над куполом, а в другом месте здания. Ведь
мы старались водрузить флаг с восточной стороны, откуда шли, но она
была нам более опасной, потому что наши флаги немцы сбивали. Я воевал
в это время в Тиргартене, это через улицу от рейхстага, где базировалась
очень мощная немецкая группировка, которая его прикрывала. Наша 8-я
Гвардейская армия под командованием Чуйкова отличилась не только под
Сталинградом, но и под Берлином. Мы шли по центру города, где были
самые кровопролитные бои, и когда дошли до рейхстага, от батальона
в 250 человек в живых остались 3 бойца, а из 23 офицеров я один. В
штаб еще не успели поступить данные о наших потерях, как мы получили
приказ взять высоту. Я повел на штурм своих бойцов, и мы вчетвером
ее взяли. За это я получил редкий орден, в народе его называют полководческим,
- "Александра Невского".
- На ваш взгляд, было ли
искажение этих военных событий?
- В какой-то степени, да,
потому что идеология работала.
- Нужно было показать массовый
героизм?
- Нет, то, что был массовый
героизм, - это факт. Это не выдумка. Мы бы не выиграли войну без подвигов.
Просто выполняя армейский долг, мы бы фашизм не одолели, мы его победили
массовым героизмом, жертвуя собой.
И когда уже в мирное время
я ездил по Германии, помню, приехал на знаменитый Кюстринский плацдарм
на Одере, от него до Берлина 70 км, там расположены знаменитые Зееловские
высоты, которые называли "воротами Берлина". У меня произошла
там встреча с бывшими офицерами из немецкого генштаба. Когда они услышали,
что приехал участник этого сражения, сразу пригласили меня на чашку
кофе, разложили карту и забросали вопросами.
- И что их интересовало?
- Они спросили: "Вы
уже знали, что войне конец, вы старались сберечь свою жизнь?".
Я ответил, что умирать, конечно, не хотелось ни в первый день войны,
ни в последний. Но беречь свою жизнь только ради того, чтобы остаться
в живых, этого не было. Тем более, до Победы оставалось немного, и
ее надо было как можно быстрее приблизить. Еще немцы меня спрашивали:
"Вы убивали наших?" "Да, - отвечаю, - убивал. А за
что вы убили моего брата под Москвой?"
- Леонид Васильевич, война
стала и главной темой вашего творчества. Что вам представлялось важным
отразить в стихах?
- Прежде всего, живую душу
солдата. Перед боем в голову приходят такие мысли, которые в обычной
жизни, наверное, никогда не придут. Об этом я и хотел сказать в своих
стихах. Скоро выходит моя новая поэтическая книга "Вспоминаю
и думаю", а в следующем году, когда мы будем отмечать 60-летие
Победы, я получил предложение издать еще одну книгу. Зачастую перед
боем я слышал от многих солдат такую просьбу - кто останется жить,
расскажите о нас. Я выжил, и теперь обязан о них рассказать. Это мой
солдатский долг. У меня есть и поэма о моем брате - "В списках
не числится".
- После развала Союза,
помните, раздавались такие голоса, что вся эта жертвенность была напрасной,
страна все равно развалилась, так стоило ли проливать кровь?
- Такой пессимизм, видимо,
обычное дело в истории человечества, тем более на сломе эпох. Мы стали
бывать за границей, увидели, что там лучше живется. Вот у некоторых
и появилась зависть. Но посмотрите, как сейчас широко и красочно Запад,
та же Америка, Англия отмечают День Победы. Этот своего рода разрыв
между нами и союзниками возник когда-то из-за проклятой холодной войны.
А второй фронт союзники
вынуждены были открыть еще и потому, что Запад не мог себе позволить,
чтобы вся Европа стала коммунистической. Мы на себе вынесли четыре
года тяжелейшей войны, а американцам спасибо за хорошие машины "студебеккер"
и свиную тушенку. Все остальное у нас было свое - и танки, и самолеты,
и орудия.
- Вам приходилось в 45-м
встречаться с американскими солдатами?
- Да. После взятия Берлина
мы направились на юг Германии в Тюрингию. Я помню, мы шли пешком,
давали, как обычно, по 70 км в сутки (пятки у меня стали настолько
твердые и мозолистые, что я на спор, уже после войны, учась в университете,
пяткой забивал гвозди), а американцы разъезжали на машинах и очень
удивлялись, что мы так быстро их догоняли. Объяснялись мы по-немецки.
И каждый раз, когда встречались, они покупали у нас то часы, то сигареты.
Я их спрашивал: зачем это вам? Они отвечали: "Как зачем? Я потом
это продам, вернусь домой, куплю лавочку. Это бизнес". Вот тогда
впервые я услышал слово "бизнес".
- Война для них тоже была
бизнесом?
- Да, а мы над ними смеялись,
потому что главное - голова была цела, руки целы. Мы знали, что когда
вернемся на родину, надо будет восстанавливать страну. И мы восстановили
ее за 4 года. Хотя Запад думал, что нам для этого потребуется минимум
полвека.
- Вы победили в той войне,
наверное, еще и потому, что тогда очень значимым было понятие Родины.
- Безусловно. Ведь если
в 1812 году, тоже в Отечественную войну, русские солдаты выгнали из
страны Наполеона, то почему мы не могли победить Гитлера? Если мы
не сдались перед Наполеоном, почему мы должны были сдаться перед Гитлером?
Мы должны были победить! И дело даже не в Сталине, хотя он, безусловно,
сыграл огромную роль.
- С именем Сталина шли
в бой.
- То время было совершенно
другим, я бы сказал, оно было диктаторским. Но вся эта хваленая европейская
демократия для Гитлера ничего не представляла, он прошел сквозь нее,
как нож сквозь масло. А в России столкнулся с еще большей диктатурой.
Клин вышибают клином. Вот мы его и вышибли.
И то, что мы защитили Родину,
то, что участвовали в этом великом благородном деле освобождения,
которое как праздник сегодня отмечает весь мир, этим гордиться надо.
И наша сегодняшняя демократия ведет отсчет с этой Победы.
Но нельзя забывать, что
всякая война - зло, потому что очень пагубно влияет на генофонд, ведь
на фронт уходили самые лучшие, самые сильные, самые умные, самые здоровые,
самые ловкие - и погибали.
- А как вы относитесь к
тому, что в стране, которая победила фашизм, он начинает возрождаться?
- Я не верю, что в России
возрождается фашизм. Дело в том, что русская душа по природе своей
демократична. Даже отношение к богу демократично: годится - молиться,
не годится - горшки накрывать.
Демократию надо воспитывать,
это не кредит в банке, до нее надо еще дорасти духовно, морально.
Вот отсюда все и идет. Это можно отнести и к нашей истории, потому
что в наше рыночное время история тоже стала товаром.
- И ее переписывают как
кому выгодно…
- Совершенно верно. Существовал
когда-то древний народ майя, у которого был хороший закон: кто переврет
историю - достоин смерти. Так вот, если бы этот закон сейчас возродить
у нас, то мы многих бы не досчитались.
- О современности вы тоже
пишите в стихах?
- Пишу. Но по-другому.
Помню, к нам на фронт приехал московский поэт, читал стихи. Дочитал
до середины, тут налетели "мессершмитты" и давай бомбить.
Все - в кусты. Самолеты отбомбились, улетели. Поэт вылез из кустов
и говорит: "Теперь я понял - надо писать короткие стихи".
А так как у нас время сейчас непростое, иногда чувствуешь себя, как
под бомбежкой, я тоже перешел на короткие стихи.
Когда вокруг царьки, похоже,
Распоряжаются судьбой,
Быть просто добрым -
подвиг тоже,
Быть просто честным - тоже
бой.
- А что-нибудь из фронтовых
стихов.
- Я прочту первое стихотворение,
с которого почувствовал себя поэтом. Я его написал, когда вернулся
с фронта. Оно называется "Фронтовик". Мы уходили на фронт
безусыми мальчишками, многие даже еще и не знакомились с девчонками,
а уж о поцелуях и мечтать не могли. И многие погибли, не испытав,
что такое любовь.
Полюбил девчонку паренек,
А девчонке было невдомек.
Сели рядом, хорошо в саду,
Щедрый месяц серебром
пролился,
То ль на радость, то ли
на беду,
Паренек не думал, как в
бреду,
Он на первый поцелуй решился.
Не смогла девчонка промолчать.
Вспыхнула, косынку поправляя:
"Видно, приходилось
целовать,
Коль привычка у тебя такая".
Больно стало за ее слова.
Паренек ответил:"Ты
права.
Перед боем, на коленях
стоя,
Целовал я знамя полковое".
От редакции:
24 июня Леониду Васильевичу Скалковскому исполнилось 80 лет. Коллектив
"Эпохи" от души поздравляет его с юбилеем. Спасибо вам,
ветераны, за все что вы для нас сделали
Елена Брусиловская
