Мария ЛЕБЕДЕВА:Радио - это моя судьба

        Май - праздничный месяц. В череде его красных дат и День радио. Когда-то этот профессиональный праздник "тружеников микрофона" отмечался в Казахстане на самом высоком уровне. Сейчас о нем незаслуженно забыли, впрочем, как и о многих людях, кто создавал когда-то славу казахстанской радиожурналистики.

        Заслуженный работник культуры РК Мария Семеновна Лебедева поистине уникальный человек - 53 года она проработала на одном месте, в "Последних известиях" Казахского радио! Это при ее непосредственном участии юное тогда национальное радиовещание росло, мужало, становилось профессиональнее, чтобы в 70-80-е годы стать мощной телерадиовещательной империей. Когда-то под руководством Марии Семеновны с "Последних известий" Казахского радио начиналась и моя жизнь в журналистике. И нам было о чем поговорить.
        ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
        - Сейчас от казахского радио практически ничего не осталось. Оно явно проигрывает в конкурентной борьбе многочисленным радиостудиям, которых расплодилось превеликое множество. У вас есть желание слушать современное радио?
        - Слушаю-то иногда слушаю, да слушать нечего. Раньше радио воспитывало, а теперь развлекает. И что передают: "Маня, здравствуй, привет тебе шлет Ваня. И для Мани мы сейчас исполним песню". После чего звучит безголосая песня. Вы спросите любого из нынешних молодых, слышал ли он по радио какую-то оперу? Или хотя бы романс в исполнении Лемешева или Козловского? А ведь это высокая культура. Даже в 40-е послевоенные годы, когда и объем-то радиовещания был небольшим, систематически транслировались оперные спектакли.
        Из нынешних молодых мало кто знает, что в первые годы своего существования радио вещало только "вживую": монтажные микрофоны и различная звукозаписывающая техника были изобретены позже. Но тогдашний прямой эфир не имеет ничего общего с нынешним - импровизация в эфире была категорически запрещена. Текст не только дикторами, но и выступающими читался строго по бумаге, при этом каждое слово до эфира просматривалось цензором, и ставился специальный разрешительный штамп допуска к эфиру. Переносных легких магнитофонов не было, поэтому выступающие приглашались в студии.
        И если они плохо читали текст в эфире, то редактор получал взбучку за плохую подготовку. Поэтому когда в начале 50-х годов появились первые переносные, пусть еще очень тяжелые и громоздкие магнитофоны, радиожурналисты вздохнули с облегчением - появилась возможность не только заранее записать текст, но и монтировать его.
        - А как вы воспринимали то, что все подвергалось цензуре, "литовалось", как тогда говорили?
        - А у нас и в мыслях не было, что может быть иначе. А с другой стороны, посмотри - вот сейчас нет цензуры, и что мы в итоге получили? Я не могу слышать тот словесный мусор, который извергается из радио. Ведь это же ужас! Недавно, не помню, по какой программе, прозвучал такой опус: "О себе могу сказать - 13 см". Я чуть со стула не упала.
        У нас сейчас в радиоэфире свободу слова явно перепутали со вседозволенностью.
        НАЧАЛО
        В Алма-Ату семья Лебедевых приехала в 1930 году из Семипалатинска. Город привлек их теплым климатом, а еще тем, что в нем, в отличие от продуваемого Семипалатинска, всегда стояло безветрие. Семья была большая - одних детей шестеро душ. Муся сразу пошла в школу, в первый класс. Училась ровно. Вскоре обозначился и интерес, который в будущем стал профессией.
        Дело в том, что в Алма-Ате в 30-х годах начали монтировать первую радиостудию, располагалась она тогда в кафедральном соборе, который был превращен в обычное административное здание. В этом монтаже принимал участие старший брат Муси. Он много рассказывал о таком чуде, как радио, а позже братья дома сами собрали приемник, и девочка часами от него не отходила. Наверное, отсюда все и пошло.
        - Что представляло из себя Казахское радио, когда вы туда пришли?
        - Я пришла на радио после окончания университета 1 июля 1945 года. Все вещание составляло 7 часов 42 минуты в сутки. Но в эти 7 часов ухитрялись даже транслировать оперы! Были специальные передачи для крестьян, их делал Илья Маркович Порецкий. Промышленной редакции как самостоятельного подразделения тогда не было, это все входило в редакцию пропаганды. Тогда были детская и литературная редакции, музыкальная и пропаганды - вот костяк, из которого потом возникли другие подразделения. В 1948 году как самостоятельная появилась редакция "Последних известий". Ее первым главным редактором был Владимир Наумович Рапопорт, с которым я проработала 16 лет.
        - А свою первую передачу вы помните?
        - Помню, когда я пришла, мне дали редактировать статью какого-то агронома про тракторы. Я понятия не имела, что такое трактор, но текст честно отредактировала.
        - "Последние известия" всегда были редакцией, которая находилась, что называется, "на переднем крае".
        Мы работали без права на ошибку. И если в передачах других редакций что-то могло и проскочить, то здесь получали нагоняй по полной программе.
        - Так ведь выпуски "Последних известий" слушала не только вся страна, но и все начальство, до самого верха. Более того, по нашей работе судили обо всем радио.
        Рабочий день у Марии Лебедевой начинался с 7 утра (она делала еще и утренние обзоры газет), а заканчивался глубокой ночью, после того, как отзвучат все выпуски новостей и будет подготовлен первый утренний шестичасовой выпуск, который записывался с вечера. Меня всегда поражала в ней удивительная, какая-то неистовая трудоспособность. Когда мне в первый раз пришлось замещать ее на время отпуска, помню, как в первые дни у меня от напряжения к концу дня начинали дрожать колени. Ведь за день не один десяток раз приходилось сбегать то в аппаратную, то в дикторскую, то к стенографисткам, то к машинисткам, прочитать и отредактировать огромное количество информации, смонтировать пленки с записью, и много еще чего приходилось делать. Не случайно о Марии Семеновне на радио ходили легенды, и не случайно не было человека, который бы ее не знал.
        ВЫГОВОРЫ С ПОСЛЕДНИМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ
        - Мария Семеновна, насколько я знаю, у вас два высших образования - журналиста и историка. Зачем вам, уже работая на радио, надо было вновь садиться за парту?
        - На то у меня была веская причина. Шел декабрь 1952 года. После 6 часов вечера, когда начальство уже ушло, в редакции раздался звонок. Звонил Коля Александров, заведующий отделом КазТАГа, он сказал, что получен указ о Центральной избирательной комиссии. Что делать? Будем ли мы включать его в вечерний и утренний выпуски? Я ответила, что все разошлись, поэтому указ пусть останется до завтра.
        Утром только я переступила порог редакции, меня вызывают к председателю Комитета. Он спрашивает:
        - Вам вчера звонил Александров?
        - Звонил.
        - Что вы ему сказали?
        - Сказала, что никого из руководства нет, в редакции я одна…
В то же время председатель, разговаривая со мной, снимал трубку постоянно звонящего телефона и говорил: "Она у меня, дает объяснения". Я вижу - дело худо, давай реветь, думаю, сейчас приедут и меня заберут. За что, я еще не знала, но что заберут, была уверена.
        Председатель вызвал на разборку и нашего главного редактора Владимира Рапопорта, тот, видя, что я совсем уреванная, предложил: "Давайте мы дадим полностью текст указа вместо утреннего обзора газет". Начальство с ним согласилось. Потом председатель вызвал начальника отдела кадров и сказал: "Пиши на нее приказ за то, что задержала материал особой государственности важности". Но тут же добавил: "Нет, я сам напишу". Кстати, приказы на меня собственноручно писали три председателя.
        - И что вам тогда влепили?
        - Строгий выговор с последним предупреждением. Вот тогда я и подумала - если меня выгонят, куда пойду? Решила подстраховаться и получить вторую специальность.
        - Я знаю, что вас и не с первого раза приняли в партию. Тоже из-за политической незрелости?
- И такое было. Шли выборы, голосовали, естественно, за Сталина, а я молодая, ветер в голове, целый день где-то прогуляла (до сих пор не могу вспомнить, где) и пришла голосовать только перед закрытием избирательного участка, без пяти двенадцать ночи. Естественно, там сразу сообщили, куда следует. А я как раз незадолго до этого подала заявление в партию. Вызвал меня секретарь парткома и говорит: "Забери свое заявление, мы считаем, что ты еще недостаточно созрела, чтобы вступить в партию. Нам сообщили, что ты проголосовала за товарища Сталина без пяти двенадцать. Подумай над своим поведением".
        - Но в партию вы все-таки вступили?
        - Да, через год. Помню еще один выговор, который мне тоже писал председатель.
        - Нормальные люди вспоминают благодарности, а вы - выговоры.
        - Благодарности - дело житейское, как говорится, а вот выговор - это всегда ЧП, вот они и запомнились, тем более что это характеризовало то, ушедшее время…
        Итак, началась выборная кампания в Верховный Совет, выдвижение депутатов. Я сижу готовлю очередной выпуск новостей. А надо было показать, что выдвигаются люди разных специальностей - и руководители, и рабочие, и предствители интеллигенции. Я сделала выборку из множества фамилий примерно на страничку и при этом упомянула только одного из секретарей обкома. А в этот же день дал согласие баллотироваться и секретарь Северо-Казахстанского обкома партии. Он послушал "Последние известия", а его фамилии нет. Звонит в ЦК и спрашивает, что, мою кандидатуру разве сняли? Я сам слышал по радио, что про того-то сказали, а про меня нет.
        И разгорелся страшный скандал! Дошло до ЦК КП Казахстана. У второго секретаря ЦК собрали руководителей всех СМИ. Оказалось, что "Казправда" дала одни фамилии, "Социалистик Казахстан" - другие, радио - третьи. Но у меня получилось, что в перечисленном списке были только казахские фамилии, поэтому секретарь ЦК обвинил меня в националистических наклонностях. На что наш председатель и говорит: "Да она русская". "Все равно, - отвечают, - какая-то часть населения может нас неправильно понять. Накажите ее". И опять председатель писал на меня приказ.
        - И сколько же у вас было выговоров?
        - В "Последних известиях" я заработала 17 выговоров с последним предупреждением.
        - Лихо! И тем не менее вы не изменили этой редакции, хотя в других, казалось, было куда спокойнее работать.
        - Я по характеру непоседливый, очень живой человек, кроме того, мне нравилось быть в гуще событий, первой узнавать обо всем. А в другой редакции мне было бы, наверное, скучно.
        Восемь лет я делала спецвыпуски о Казахстане для радиостанции "Маяк". Это была сложная работа - надо было отбирать новости, характерные для Казахстана и в то же время представляющие интерес для всей страны. Надо сказать, "Маяк" с большим уважением к нам относился. И вообще в Союзе Казахское радио считалось одним из лучших.
        НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ВСТРЕЧИ
        - Мария Семеновна, радио давало вам уникальный повод встретиться с известными людьми.
        - Помню, для освещения партийных съездов из Москвы в Алма-Ату приезжала специальная бригада. Вот откуда я знаю таких классиков советской радиожурналистики, как Гюне, Ретинский, Летунов. К нам приезжали учить наших дикторов и такие корифеи, как Левитан и Герцег.
        - С Кунаевым вам тоже приходилось встречаться?
        - Да, но только когда он был президентом Академии Наук. И Сатпаева мне приходилось не раз записывать - и когда он был президентом академии, и потом, когда попал в опалу и работал в институте геологии. Журналистика заставляла постоянно работать над собой, ведь чтобы идти к тому же Сатпаеву, например, надо было что-то знать о нем.
        Кстати, в этом отношении я получила урок на всю жизнь от Хадиши Букеевой. Помню, в середине 50-х годов я пришла брать у нее интервью после премьеры "Укрощения строптивой", где она сыграла главную роль. Этот спектакль впервые был поставлен на казахском языке. Постановка наделала много шума, о ней говорил весь город. Когда я пришла, Хадиша меня спросила, видела ли я спектакль, и я простодушно ответила: "Нет". На что она сказала: "В таком случае нам с вами не о чем разговаривать". И выпроводила меня. Поэтому когда позже Рапопорт отправил меня брать интервью у Габидена Мустафина, я всю ночь не спала, читала его "Караганду".
        - А вы не думали писать мемуары?
        - Раньше я как-то об этом не задумывалась. Хотя мне действительно довелось встретиться с очень интересными людьми. Я брала интервью у знаменитого академика Бардина, удивительно красивого мужчины, который трагически погиб при взрыве доменной печи. Писала наших известных актеров, писателей, художников... Мне легче сказать, кого я не писала. И Мухтара Ауэзова, и Тамару Ханум, помню, она сказала мне, что не любит чулок, поэтому ходит в босоножках на босы ноги.
        К нам приезжали и много московских актеров. Я писала интервью с Василием Лановым, Юлией Борисовой, Людмилой Целиковской, которая говорила: "Я хожу по улицам Алма-Аты и все время плачу". Она ведь здесь жила и работала во время войны с группой других известных актеров на Центральной объединенной киностудии. Даже в преклонном возрасте Целиковская была удивительно красивой женщиной с длиннющими ресницами.
        Несколько раз мне посчастливилось встретиться с Галиной Улановой. Она произвела на меня впечатление очень одинокого человека. И меня поразило, с какой откровенностью она разговаривала со мной. Причем не жаловалась, а она просто рассказывала о своей жизни. От нее я узнала подробности о последних днях Юрия Завадского, знаменитого режиссера театра имени Моссовета, который был ее мужем. Уланова - поистине уникальный человек, необыкновенно глубокий.
        - Обычная профессия вам такие встречи не подарила бы.
        - За это я ее и люблю.
        - Кроме всего прочего сотрудники "Последних известий" готовили и вели репортажи с Первомайских и Ноябрьских демонстраций, а также с празднования Дня Победы.
        - И когда в прошлом году я услышала Первомайский репортаж из Астаны, то поразилась, настолько плохо и бесталанно он был сделан. Мне стало горько и обидно, что мы всю жизнь создавали мощную идеологическую систему, а наши нынешние последователи все это так бездарно уничтожили.
        - И тем не менее, если бы вам предложили начать все сначала?
        - Я бы все повторила.
        Радио было для Марии Семеновны Лебедевой всем - и работой, и семьей. Ради него она пожертвовала своей личной жизнью, так и оставшись одна. Сейчас ей уже за восемьдесят, она живет в центре Алма-Аты в маленькой квартирке, и нынешние сотрудники Казахского радио о ней уже не вспоминают, как, впрочем, и о многих других, живущих и уже ушедших от нас радишников, которые были преданы своей профессии, которые честно служили Отечеству и которые на склоне лет оказались этому Отечеству не нужны. А что может быть горше и обиднее неблагодарности потомков?

Елена БРУСИЛОВСКАЯ